Пролог

31 2013
«С новым счастьем!..» Беседы на Новый год

Есть старинный обычай: под Новый год, когда в полночь бьют часы, загадывать желания, словно обращаться к неизвестному будущему с какой-то мечтой, ждать от него чего-то самого нужного, самого заветного.

Так уж устроен человек, что никогда не перестает мечтать, ждать, надеяться. Один поэт именно надежду считал самым удивительным, самым человеческим из всех человеческих свойств. И вот снова Новый год... Чего же пожелаем мы себе, другим, каждому, всем? Куда направлена сегодня наша надежда? Конечно, у каждого из нас есть своя, маленькая по отношению к Mиpy личная жизнь, и наша надежда направлена прежде всего на нее. И тут из бездонной общечеловеческой глубины сразу всплывает никогда не умирающее слово «счастье». «С Новым годом, с новым счастьем!» К каждому из нас это счастье обращено по своему, лично. Но сама вера, что оно возможно, что его стоит ждать - эта вера общая, может быть, в самом этом счастье таком и есть что-то общее для всех людей, ибо, в сущности, что значит «счастье»? Когда бывает по-настоящему счастлив человек?

Теперь, после стольких столетий опыта, после всего, что узнали мы о человеке и человечестве, счастье это нельзя отождествлять с чем-то одним и вдобавок внешним: с деньгами, здоровьем, успехом, всем тем внешним и только внешним благополучием, на которое, правда, направлено столько усилий, но которое никогда не совпадает с этим всегда таинственным, всегда неуловимым понятием. Да, ясно, что физическое довольство - это счастье, но не полное, что деньги - счастье, но и мучение, что успех - счастье, но и страх. И поразительно, что, чем больше такое вот внешнее счастье, тем более оно хрупко, тем сильнее в нас страх не сохранить, упустить его. Может быть, потому-то и говорят в новогоднюю полночь о «новом» счастье, что «старое» никогда по-настоящему не удается, что всегда в нем чего-то недостает. И снова с мечтой, мольбой и надеждой заглядываем мы вперед. Боже мой, как давно сказаны эти евангельские слова о человеке, который, разбогатев, построил новые амбары для своего урожая и решил, что все у него есть, и успокоился. А ему было сказано: «Безумец, в эту ночь твою душу возьмут у тебя, и где же тогда все твое счастье?» (ср.: Лк. 12:20). И, конечно, здесь, в этом подспудном знании, что все равно ничего не удержать, что впереди все равно распад и конец, - та горечь, что отравляет наше маленькое, ограниченное счастье.

Наверное, поэтому и возник этот обычай - под Новый год, когда начинается бой часов, шуметь, кричать, наполнять Mip каким-то сумасшедшим грохотом. И все это от страха в тишине и одиночестве услышать в этом бое безжалостный голос судьбы. Один удар, другой, третий... И так неумолимо, ровно, страшно - до конца, и ничего не остановить, не переменить. Итак, два подлинно глубоких и неистребимых полюса человеческого сознания: страх и счастье, ужас и мечта. И, конечно, «новое» счастье наших новогодних мечтаний есть прежде всего счастье, способное до конца победить и растворить в себе страх; счастье, свободное от ужаса, гнездящегося где-то на самой глубине сознания, от которой мы все время пытаемся отгородиться и спастись вином, заботами, шумом, словами хотя тишина ее побеждает всякий шум.

«Безумец!..» Да, конечно, безумна по существу неумирающая мечта о счастье в Mиpe, пораженном страхом и смертью, и человечество на вершинах своей культуры и мысли знает это. Какой горестной правдой и печалью звучат слова великого жизнелюбца Пушкина: «На свете счастья нет...», какой высокой печалью пронизано всякое подлинное искусство! Только там, внизу, шумит и горланит толпа и думает, что от крика и мутного веселья придет счастье. Нет, оно приходит только изнутри, из глубины души, в этом громком веселье? Но как редко доходим мы до этой глубины, как боимся ее и все откладываем: «Не сегодня, а завтра, послезавтра займусь главным и вечным... Есть еще время!» Но времени так мало: еще немного, и подойдет стрелка к роковой черте. Зачем же откладывать? Ведь вот рядом стоит Тот, Кто сказал о Себе: Се, стою у двери и стучу (Откр. 3:20). И если бы не боялись мы взглянуть на Него, увидели бы такой свет, такую радость, такую полноту, что впервые поняли бы по-настоящему, что значит это неуловимое, таинственное человеческое слово «счастье».

Этого счастья, подлинного и глубокого, непреходящего и радостного, мы и желаем от всей души каждому, кто слушает нас, - всем далеким братьям и сестрам, созданным для счастья, так часто не находящим его, но для которых уготовал это вечное счастье Бог.