|
Пролог07 2014
Митрополит Владимир - единственный в истории Русской Церкви архиерей, который занимал последовательно все три главных кафедры Русской Церкви: Московскую, Петебургскую, и Киевскую, за что своими почитателями был назван «всероссийским архипастырем». Он стал первомучеником в длинном ряде убиенных и замученных Российских православных архиереев. Именно на день его смерти (7 февраля, или в ближайшее к нему воскресенье) было установлено ежегодное молитвенное поминовение всех усопших во время гонений исповедников и мучеников. Священномученик Владимир (Василий Никифорович Богоявленский) родился 1 января 1848 года в селе Малая Моршка Моршанского уезда Тамбовской губернии в семье священника. Окончив Тамбовскую Духовную семинарию, он, как подающий надежды студент, был направлен для продолжения образования в Киевскую Духовную академию. Василий Никифорович учился на церковно-практическом отделении, где преподавались литература, гомилетика, каноническое право, литургика. Вместе с Василием Богоявленским на курсе занималось тридцать два человека. С этого курса вышли три профессора Духовной академии, один профессор историко-филологического института, заслуженный преподаватель Духовной семинарии Н.Н. Щеглов и священномученик, пострадавший в тот же год, что и митрополит Владимир, протоиерей Неофит Любимов. По окончании в 1874 году академии Василий Никифорович прочел несколько пробных лекций на темы: «Ориген — его жизнь и проповеди», «Эпитимии, понятия о них и качества их», «Понятие о литургике и ее задаче; научная постановка литургики; отношение литургики к другим богословским наукам», после чего был назначен преподавателем гомилетики, литургики и каноники в Тамбовскую Духовную семинарию. В 1882 году Василий Никифорович женился и принял рукоположение в священника к Покровской соборной церкви города Козлова. В этом же году он был избран депутатом от духовенства города на епархиальный съезд. В 1883 году отец Василий был назначен благочинным церквей города Козлова и настоятелем Троицкой церкви. Для паствы города он явился замечательным проповедником, ревностным хранителем православных устоев жизни и противником новомодных теорий, разрушающих семью. Но Промысл Божий изменил течение жизни отца Василия: от туберкулеза скончалась его супруга, а затем умер и единственный ребенок. 8 февраля 1886 года в Тамбовском Казанском монастыре отец Василий был пострижен в монашество с именем Владимир. На следующий день он был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Козловского Троицкого монастыря. Спустя несколько месяцев архимандрит Владимир был назначен настоятелем Антониева монастыря в Новгороде и членом Новгородской духовной консистории. 13 июня 1888 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге архимандрит Владимир был хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии. На торжественном приеме по этому случаю к епископу Владимиру подошел генерал Киреев, славянофил, глубоко интересовавшийся церковными делами, и спросил его: — Сколько вам лет, владыко? — Сорок лет, — ответил епископ. Генерал вздохнул, задумался и сказал: — Ах, много ужасного увидите вы в жизни Церкви, если проживете еще хоть двадцать пять лет. Впоследствии, при наступлении революционных событий, эти слова генерала-славянофила владыка не раз воспоминал. Одной из главных архипастырских забот епископа Владимира стало принятие мер по расширению круга деятельности священнослужителей и активных мирян. В одном из его распоряжений говорилось: «В видах пробуждения от нравственного усыпления беспечных чад Православной Церкви необходимо побудить духовенство епархии к усилению своей пастырской бдительности, вменив ему в обязанность усилить проповедь и молитвенные упражнения, отправлять по воскресным дням торжественные вечерни, читать акафисты и вести внебогослужебные собеседования о предметах веры и нравственности». 19 января 1891 года епископ Владимир был назначен на Самарскую кафедру, где он стал пятым архиереем с момента образования епархии. В тот год Самарскую губернию постигло бедствие от неурожая и эпидемии холеры. Владыка Владимир показал себя истинным печальником народным. Для борьбы с голодом он открывал столовые для бедноты при храмах и монастырях, а в школах — для детей, организовывал всероссийские сборы помощи. По воспоминаниям современников, «он первый пошел к народу с крестом в руках, вразумляя народ, призывая к молитве и благоразумию, первый обошел холерные бараки, благословляя больных и призывая к подвигу служения больным здоровых». Пример владыки побудил людей к молитве и благочестивых жизни, однако только лишь холера и голод отступили, люди снова вернулись к прежней греховной жизни. В день Усекновения главы Иоанна Предтечи владыка совершил молитву о всех умерших от эпидемии, а затем благодарственный молебен перед Смоленской иконой Божией Матери, в конце которого епископ сказал, обращаясь к народу: «К сожалению, едва только удаляется от нас гнев Божий, жизнь города начинает уже опять принимать тот вид, какой она имела до болезни: храмы Божии снова пустеют, площади града опять оглашаются бесчинными плясками, бесстыдными песнями». Большое значение епископ Владимир придавал церковному образованию, и благодаря его заботам было открыто около ста пятидесяти церковноприходских школ. «Обязанность учить детей издревле лежала на духовенстве, — не уставал повторять владыка, — и оно постоянно выполняло этот священный долг с беззаветной преданностью. Главное — необходимо внушать детям страх Божий. Но вместе с тем необходимо помнить, что изучение это должно совершаться сердцем, а не одним только умом, а это достигается через научение детей молитве в самом раннем возрасте, еще до поступления в школу». В Самаре владыка организовал внебогослужебные чтениям, на которых слушателям предлагались повествования религиозно-нравственного содержания из духовных журналов и книг или личные наставления священников. Епископ Владимир совершал вечерню с чтением акафиста, затем вступительным словом открывал само чтение, которое продолжал приходской священник, а владыка садился на последнюю скамейку и оставался здесь до конца. Со временем ему удалось привить народу любовь к этим чтениям, и люди уже заранее спрашивали, «где будет читать владыка акафист». 18 октября 1892 года епископ Владимир был назначен экзархом Грузии с возведением в сан архиепископа Карталинского и Кахетинского. В этой огромной епархии дела обстояли далеко не благополучно, и, кроме распространившегося повсеместно порока пьянства, на Кавказе нашли себе приют множество сект, процветало язычество и национализм. Владыка прилагал много усилий, чтобы поднять религиозно-нравственный уровень среди бедноты, среди которой часто царило грубое невежество. Стараниями святителя в одном из беднейших районов города, Колючей Балке, был основан молитвенный дом во имя святителя Феодосия Черниговского и стали совершаться богослужения. Благодаря этому, многие из здешних жителей перестали проводить время в притонах, сократилось и количество увеселительных заведений. В помещении Тифлисской церковноприходской школы по воскресным и праздничным дням стали проводиться занятия для детей из этого района, не имеющих возможности посещать учебные заведения. Эти занятия посещали около сорока детей. Кроме общеобразовательных предметов, девочек здесь обучали рукоделию. Благодаря усилиям архиепископа, раскольники, сектанты, монофизиты, католики и лютеране стали отдавать своих детей в православные церковноприходские школы. В церковноприходских школах и школах грамоты во время управления экзархатом архиепископа Владимира, кроме православных детей, обучалось 115 детей сектантов и раскольников, 80 — армяно-григориан, 13 — евреев, 32 лютеранина, 16 католиков и 7 мусульман. Архиепископ Владимир оживил деятельность «Общества восстановления православного христианства на Кавказе». При многих церквях это общество устроило библиотеки духовных книг на русском и грузинском языках. Много времени архиепископ проводил в поездках по сельским приходам и находящимся в самых глухих и отдаленных местах обителям, трудно доступным из-за горной местности. Благодаря его энергичной деятельности в различных местах экзархата было построено более ста новых храмов, возобновлены службы в недействовавших, восстановлен Мцхетский собор, Сатарский и Семейский монастыри. Подвижническое служение архиепископа Владимира в Закавказье испытывалось многими скорбями и препятствиями. Протоиерей Иоанн Восторгов писал: «...я знал о том, какая ненависть окружала экзарха, какая царила клевета, направленная против него, и как тяжело было его положение среди грузинского клира. Впоследствии я убедился собственным горьким опытом, что российское прекраснодушие здесь, внутри России, всегда было склонно обвинять в обострении отношений к экзархам и вообще к представителям русского клира в Грузии — только самих русских. Нас всегда обвиняли в том, что мы сгущаем краски в изображении настроения грузинского клира, что задавленные грузины ищут только справедливого к ним отношения и уважения к их национальным особенностям, что мы отталкиваем их своей грубостью и тупым чванством, что ни о какой автономии и автокефалии грузины не только не помышляют, но и не знают... Здесь уже сказалось тогда, какой жизненный крест Бог судил нести... иерарху: полное одиночество. …Нестяжательность, простота, всем известное трудолюбие, исправность во всем, даже, и по преимуществу, иноческое целомудрие — все в экзархе подвергалось заподозриванию и всевозможным клеветническим доносам... Бывало так, что если пять человек просятся на одно место, а определить можно, конечно, только одного, то прочие четверо считали долгом писать на экзарха доносы в Синод, и большею частью совершенно без связи со своим делом. …Помню 1895 год, июнь месяц, митрополит сидел в Синодальной конторе, рядом с ним за столом — архимандрит Николай (Симонов). Пришел в приемную десять лет назад лишенный сана за воровство и за доказанное гражданским судом участие в разбое бывший священник Колмахелидзе, по делу которого в свое время был следователем архимандрит Николай, тогда еще бывший священником. Десять лет таил Колмахелидзе злобу; теперь он услышал, что архимандрит Николай является кандидатом в епископы. И вот, он избрал день мести. Он вызвал архимандрита из заседания Синодальной конторы и тут же всадил ему нож в сердце. Владыка Владимир успел принять только последний вздох и благословил несчастного, а когда возвращался в свой дом, рядом с конторою, то как раз перед его приходом во дворе, в кустах, пойман был псаломщик — грузин с кинжалом, готовившийся расправиться и с экзархом. Я видел Владыку Владимира непосредственно после всего происшедшего: это было прямо чудесное спокойствие духа, которое дается только глубокою верою и спокойствием чистой и праведной совести». В 1895 году архиепископ Владимир был награжден бриллиантовым крестом на клобук, в 1896 году — панагией, украшенной драгоценными камнями. 21 февраля 1898 года архиепископ Владимир был назначен на Московскую кафедру и возведен в сан митрополита. Начав свое архипастырское служение в Москве, митрополит Владимир применил здесь весь свой опыт, приобретенный в предыдущем служении. Прежде всего он призвал духовенство чаще совершать богослужения и произносить проповеди. На первых порах это не очень понравилось столичному духовенству. Но митрополит Владимир хорошо осознавал, что всякое, даже очень дельное распоряжение, оставаясь только административным, не принесет добрых плодов, а часто может принести и худые, настроив подчиненных против руководителя. Владыка понимал, что единственное средство сделать распоряжения действенными — это самому первому их исполнять. И митрополит Владимир сам стал интенсивно служить и проповедовать. Тексты его проповедей печатались в московской прессе. «Печатное слово в наше время приобрело колоссальную силу, — писал редактор одного из лучших общественно-церковных журналов того времени. — Оно и мертвит, но оно может и живить человека и целые народы. Владыка прекрасно это сознавал. Он видел, что мертвящее печатное слово небывало растет в России, а животворящее лишь кой-где журчит. И вот он сам выступает на литературную ниву. Он с поразительною литературной плодовитостью откликается в печатном слове на все животрепещущие вопросы нашего времени: вопросы социальные, государства, общества, семьи, личности; вопросы богатых и бедных, рабочих и работодателей, труда и капитала; вопросы религии и морали, веры и науки, веры и неверия; вопросы трезвости, церковной дисциплины... — все это находит для себя разрешение в печатном слове Владыки, и это слово он в огромном числе экземпляров издает и раздает бесплатно народной массе, рабочим, учащимся, пастырям...» Миссионер Московской епархии Иван Георгиевич Айвазов, подводя итог деятельности митрополита Владимира в Москве, писал: «Прежде всего в Москве и в епархии была введена и оживлена церковная проповедь, открыты для народа после вечерен с молебствиями и акафистами внебогослужебные собеседования с раздачею религиозно-назидательных брошюр, заведены особые религиозно-просветительные и назидательные чтения для народа, для детей улицы, для учащихся низших и средних школ, специальные чтения для фабричных рабочих в народных домах и публичные богословские чтения для интеллигенции. Высоко ценя специальную миссию в Церкви, имеющую целью борьбу с расколом, сектами, социализмом и атеизмом, владыка открывает четыре должности епархиальных миссионеров, заводит специальные миссионерские беседы с отщепенцами от Церкви, открывает многочисленные народно-миссионерские курсы... куда... он сам приезжает и до 11 часов ночи проверяет успехи курсистов из фабричных рабочих, насаждает церковно-народные хоры, учреждает: миссионерское Братство во имя Воскресения Христова и его отделы в епархии, специальный Московский Епархиальный Миссионерский Совет, Братство святителя Алексия при Чудовом монастыре, расширяет деятельность противораскольничьего Братства святителя Петра, открывает ежегодные епархиальные миссионерские курсы для духовенства епархии. С целью парализовать натиск сектантства на высшие учебные заведения владыка учреждает “Златоустовский религиозно-философский кружок учащихся” и “Женские богословские курсы”. Развитие сектантства в России привело владыку к мысли о насущной потребности приспособить и нашу высшую духовную школу к служению Православной миссии. И вот он с 1907 года усиленно заботится об открытии в Московской Духовной академии специальной кафедры по “Истории и обличению сектантства”. Заботы владыки увенчиваются успехом, и такие кафедры открыты... во всех духовных академиях, что составляет величайшую заслугу Московского митрополита Владимира перед Церковью...» Будучи духовным руководителем великой княгини Елисаветы Феодоровны (прославлена в лике святых в 1992 г.), митрополит Владимир оказал ей содействие в основании Марфо-Мариинской обители в Москве на улице Большая Ордынка. Конец ХIХ и начало ХХ века были для России временем переустройства хозяйственной и государственной жизни. Столичные города оказались заполненными мастеровой молодежью, приехавшей на заработки из сел и деревень. Очень часто эти люди в новой для себя обстановке становились на путь безнравственности и разврата. В Москве митрополит Владимир положил начало Златоустовскому религиозно-философскому кружку учащихся, который ставил своей целью «содействовать распространению религиозно-философских идей среди учащейся молодежи, в духе строго-православно-христианском, по руководству Святой Церкви». 30 декабря 1910 года митрополит Владимир, обратившись во время собрания кружка к верующей молодежи, сказал: «Кто не может подавать пример благочестия дома, тот не может быть учителем и в Церкви Христовой. Недостаточно для цехового или другого какого-нибудь сословия, если член его умеет кроить, шить, кузнечить, плотничать, строить здания или торговать. Он должен быть — и это главное — истинным христианином. Но готовится ли, спросим мы, наше юношество к этой цели? Начнем с того: сколько найдется между нашими подмастерьями, приказчиками, половыми в гостиницах таких, у которых есть Библия или, по крайней мере, хоть Новый Завет? Из сотни едва ли найдете и одного. Большая часть из них совсем и не заглядывает в Библию. Катехизис, если он и изучался когда-нибудь ими, забыт. Церковь для них по большей части не существует. По целым годам они сюда и не заглядывают. Если заглянуть в наши исповедные книги и поискать здесь этого рода исповедников, то едва ли можно насчитать из десятков тысяч и одну сотню. Что же они делают? День отдают работе, первую половину воскресенья или праздника тоже, а вечер удовольствиям. Не таким, где не забывается страх и закон Божий, а таким, последствием которых бывает растрата сил физических и духовных. Но и во время работы в будничные дни — что служит предметом для их разговоров? Предметы нечестия, неверия и безнравственности. Если вступает в среду их новичок, у которого цело еще религиозное чувство, то он чувствует себя здесь, как Даниил в пещере львов. Скажи он только хоть одно слово о грехе, покаянии и искушении, как его тотчас же осыпят, как градом, насмешками. Могут ли из такой среды выйти впоследствии серьезные отцы для семейства и верные, твердые граждане для государства? В песке и тине не растут дубы, — они требуют более твердой почвы. Что же выходит из-под такого влияния? Юноши, которые забыли своего Бога и Спасителя и своих родителей... Для приобретения научных знаний и внешнего просвещения нашего юношества забот полагается много, а для внутреннего, духовного просвещения очень мало. Один сваливает эту заботу на другого, и никто почти ничего не делает. Кто же должен это делать? Все должны дружно взяться за это дело. И правительство, и Церковь, и граждане, и господа фабриканты, родители и учителя... Мы жалуемся, что у нас нет сейчас людей сильных духом и волею, жалуемся, что ныне нет людей, на верность коих можно было бы положиться, что слова и обещания у всех, как трость, колеблемая ветром; жалуемся, что наше поколение колеблется от всякого ветра общественного мнения, что нет у нас людей, которые готовы были бы на всякое самоотвержение или подвиг ради своих ближних. Затихнут эти жалобы, если слово Божие воздействует в сердцах нашего подрастающего юношества при большем усердии к нравственному воспитанию их со стороны тех, под руководством коих они находятся. Тогда сердце их будет крепко и вера сильна. Тогда явятся и мужи силы, ибо только Господь делает мужа». Видя, с какой быстротой распространяются в среде рабочих идеи безбожного социализма и коммунизма, митрополит Владимир одним из первых из числа архиереев выступил на миссионерское поприще, разъясняя народу пагубность этих идей, разбирая их с христианской и научной точек зрения. 23 ноября 1912 года владыка был назначен митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским, первенствующим членом Святейшего Синода. Он не желал этого назначения и согласился только после письма к нему императора Николая II. Было заметно, что владыка Владимир скорбел, и на вопрос епископа Новгородского о причинах скорби ответил: «Я привык бывать там в качестве гостя, но я человек не этикетный, могу не прийтись там “ко двору”; там разные течения, а я не смогу следовать за ними, у меня нет характера приспособляемости». С 30 ноября по 10 декабря 1912 года Москва прощалась с митрополитом Владимиром. За это время с ним встретились главы всех церковных и религиозных учреждений, и для всех стало особенно очевидно масштабы его пятнадцатилетней подвижнической деятельности. Сбылись слова митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского): «Если Господь приведет митрополита Владимира пожить там (в Москве) долго, то его чистая душа, его безукоризненная жизнь и ревность о Церкви стяжают ему постепенно такой же авторитет в Москве, каким пользовался митрополит Филарет». В Санкт-Петербурге митрополит Владимир действовал в том же духе, что и в Москве, поддерживая все благие начинания и добрых тружеников на ниве Христовой. Здесь ему выпала честь быть организатором многих официальных мероприятий, в том числе празднования в честь 300-летия дома Романовых. В знак благодарности за труды Император пожаловал митрополиту Владимиру крест для предношения в священнослужении. На Санкт-Петербургской кафедре митрополит Владимир встретил начало Первой мировой войны и сразу стал принимать участие в благотворительных организациях, созданных для помощи воинам и родственникам убитых на войне. В это время при дворе могущественным влиянием пользовался Распутин. Он дерзал даже вмешиваться в церковные дела, по его указаниям совершались совершенно неканонические перемещения архиереев с кафедры на кафедру. Митрополит Владимир стал добиваться встречи с императором Николаем II, чтобы лично переговорить по этому вопросу. Узнав о цели предполагаемого визита владыки, обер-прокурор Святейшего Синода Саблер попытался отговорить его от встречи, так как, по его мнению, это была сложная и малоперспективная в смысле ее положительного разрешения тема. Но переговорить с Императором лично — в этом митрополит видел свой долг. При встрече с Императором митрополит Владимир стал говорить о Распутине, и прежде всего о том, насколько гибельно его вмешательство в церковные дела. Император, выслушав владыку, сказал, что, может быть, он во многих отношениях и прав, но Императрица никогда не согласится на изменение положения дел в этом вопросе. Государыня — самоотверженная, беспредельно любящая мать, более всего в жизни любила своего сына, наследника Цесаревича и более всего трепетала за его судьбу. И вот этой то силой материнской любви воспользовались темные силы. Императрица глубоко уверовала, что судьба Наследника Цесаревича тесно связана с судьбой «старца» Григория Распутина. На этом убеждении Царицы и строилось его почти неограниченное влияние. Узнав о разговоре митрополита Владимира с ее мужем, Императрица пришла в негодование и, обвинив митрополита Владимира в том, что он плохой верноподданный, потребовала его перевода из столицы. Царица говорила, что «старец Григорий неоднократно спасал жизнь нашего сына Наследника Цесаревича и никогда грязной мысли о старце она не допустит». Такова трагедия тех тяжелых лет, когда оба чистые, высокие духом, праведные перед Богом, царица и митрополит не поняли друг друга. 23 ноября 1915 года последовал указ Императора о переводе митрополита Владимира в Киев с сохранением прав и обязанностей первенствующего члена Святейшего Синода. Прощаясь с петроградской паствой, владыка сказал: «Выслушайте мой последний и, может быть, предсмертный завет! К вам, дорогие сопастыри, первое слово мое. Больше сорока трех лет Бог судил мне послужить в священном сане. Я много пережил. Испытал и сладкое, и горькое, видел и радостное, и печальное, правда — больше горького и печального. Не без скорби вижу я, как растлевающее веяние времени пытается проникнуть и за церковную ограду... Обо мне же, прошу вас и молю, молитесь Господу Богу. Нужны мне молитвы ваши. “Житейское море, воздвизаемое напастей бурею”, далеко перекинуло мой челнок, и, к сожалению, не к тихому еще пристанищу, куда входят люди вратами смерти, а на новое плавание, и плыть предстоит мне не как простому корабельщику, а быть кормчим корабля церковного. Трудно это в наши дни. Помолитесь же обо мне, а над вами да будет Божие благословение». В 1917 году под натиском революции церковной жизни в Kиеве разрушалась. Епархиальный съезд духовенства и мирян превратился в «Украинский съезд», на котором было выдвинуто требование создания в «автономной» Украине «независимой от Синода Украинской Церкви». Митрополит Владимир предостерегал сторонников этой затеи, говорил, что разделение церкви приведет только к торжеству врага. Митрополит Владимир призывал христиан терпеливо относиться к своим великим обязанностям участия в церковном епархиальном управлении, избегая вражды и разделения. При этом архипастырь терпел много тяжких обид и оскорблений. Осенью 17-го образовалась отдельная от России Украинская держава, а вслед за этим образовалось и особое управление Украинской церковью, так называемая «рада», возглавил которую архиепископ Алексий Дородницын. Во все духовные консистории «рада» направила «украинских комиссаров». Воспрещалось поминовение за богослужением Всероссийского Патриарха Тихона, а вместо него приказывалось поминать «всеукраинскую церковную раду», возглавляемую Архиепископом Алексием. По адресу Киевского митрополита Владимира самозванные духовные комиссары высказывались весьма грубо и оскорбительно. В это время митрополит Владимир присутствовал в Москве на Всероссийском Церковном Соборе, а Киевские «комиссары в рясах» решали вопрос о недопущении своего Архипастыря Митрополита Владимира в Киеве – «цю ни к чему людыну», как они выражались о нем. Православные киевляне были встревожены всеми этими самочинными деяниями. Множество киевских приходских советов постановили всеми силами протестовать против антиканонической попытки создать автокефальную украинскую церковь. Тем не менее бунтовщики на оставили своих планов и явились к митрополиту с грубым требованием об уходе из Киевской Митрополии. «Девятого сего декабря 1917 г., — рассказывал владыка Владимир об этом визите, — в два часа дня по поручению, будто бы, центральной рады, заявилась ко мне комиссия во главе с назвавшим себя председателем украинской церковной рады священником о. Маричевым и депутатами: прот. Н. Шараевским (новый лжемитрополит) свящ. П. Тарнавским, свящ. С. Филипенком, дьяконом Ботвиненко и иеродиаконом Порфирием и каким то военным, и после речи о. Маричева было мне заявлено словесное постановление рады о том, чтобы был удален из Киева Преосвященный Никодим Епископ Чигиринский, чтобы немедленно вступили в должность членов консистории вновь назначенные, а так же предложено выехать из Киева и мне. Желая иметь письменное заявление об этом со стороны поименованной депутации, я позвал личного своего секретаря и предложил ему записать это требование депутатов и чтобы последние подписались под ним, но они категорически отказались от этого. Этот акт подписали: Владимир Митрополит Киевский. Секретарь А. Левков". Но вскоре после этого в лаврскую квартиру митрополита явился член церковной рады священник Фоменко в сопровождении военного и теперь с неожиданною ласковостью стал предлагать Митрополиту Владимиру патриаршество в украинской церкви. Митрополит выразил удивление по поводу такой перемены. Секрет этой ласковости быстро открылся. Посетители потребовали, чтобы хозяин выдал из средств митрополичьего дома сто тысяч рублей. И когда Митрополит заявил, что не может самостоятельно распоряжаться средствами епархии, поведение гостей резко изменилось. Архипастырь даже поспешил пригласить чрез келейника монастырскую братию, чтобы удалить непрошеных ночных посетителей. Каково было душевное состояние митрополита Владимира в эти дни тяжких испытаний, можно судить из рассказа близкого ему человека. 12 декабря 1917 г. владыка говорил: «Я никого и ничего не боюсь. Я во всякое время готов отдать свою жизнь за Церковь Христову и за Веру Православную, чтобы только не дать врагам Ее посмеяться над Нею. Я до конца буду страдать, чтобы сохранилось Православие в России, там, где оно началось». В это время в Киево-Печерской Лавре расположился бывший Владимирский архиепископ Алексий Дородницын. Владимирская паства изгнала его за дружеские отношения с Распутиным, тогда Дородницын, украинец из Екатеринослава, перекочевал в Киев, надеясь устроится в революционном хаосе. В Лавре архиепископ Алексий стал возмущать монахов украинцев и возбуждать их против митрополита Владимира в надежде добиться его увольнения и самому занять его место. Монахи стали притеснять митрополита. Случалось, ему нужно куда-нибудь съездить, а монахи не дают лошадей и заявляют: «Владыка Алексий на лошадях уехал». Положение создавалось для митрополита Владимира тягостное и когда к нему приехали другие два архиерее он просил их как-либо вразумить бесчинника. Но их усилия были напрасными. Дородницын создал для митрополита Владимира такое положение, что он чувствовал себя в митрополичьих покоях в Лавре, как в осажденной крепости. В январе месяце 1918 г. в Киеве началась гражданская война. С 15 января в Лавру начали попадать ружейные пули и снаряды. От снарядов серьезно пострадали Великая Лаврская церковь и колокольня. Снаряды попадали внутрь церкви и производили значительные повреждения. 23-го января вечером большевики овладели Лаврой и тогда начались в Лавре дикие насилия и варварства. Вооруженные люди врывались в храмы в шапках на головах, с папиросами в зубах. С криком и площадной бранью производили обыски даже во время богослужения и ругались и кощунствовали над Святынями. Монахов-стариков раздевали и разували на дворе, секли нагайками. Во время обысков происходил повальный грабеж. В то время, когда большевики обстреливали Лавру, Митрополит Владимир молился Богу или в храме, или у себя в покоях. Последнюю литургию Владыка служил 21-го января в воскресение в Великой Лаврской церкви. 24-го января Митрополит в той же церкви служил акафист Успению Божией Матери. Это последнее служение в церкви накануне расстрела Митрополита Владимира по наблюдению сослужащих Владыки, отличалось особенной задушевностью и проникновенностью. Днем 25-го января три вооруженных солдата произвели обыск в митрополичьих покоях, и, не найдя ничего ценного, взяли из несгораемой кассы золотую медаль. Сыграла свою роль и агитация Алексея Дородницына среди монахов Лавры. Когда в трапезной Лавры монахи кормили банду матросов, те расспрашивали, довольна ли братия начальством? Не имеют ли монахи каких-либо жалоб? Послушники стали жаловаться на притеснения: «народ несет в Лавру большие деньги, а подает их он» ... — и они указывали наверх, где находились покои Митрополита. Будущие убийцы Митрополита пошли в трапезу и монах последовал за ними. Предводитель убийц резко обратился к монаху с вопросом. – «Почему у вас комитетов нет? - везде комитеты, а у вас их нет». Монах ответил: «У нас не должно быть комитетов, - мы монахи». Матрос закричал: «Вы только миллионы и тысячи собираете». Уходя из трапезной матрос сказал монаху: «Больше вы митрополита не увидите». Убийцы пошли к митрополиту. Проходя в покои, один солдат сказал: «Мы желаем переговорить с митрополитом и мы идем сейчас из трапезной и нам там братия жаловалась, что он не разрешает комитеты. С ним нужно переговорить, чтобы он разрешил совет, чтобы, было так, как у нас». Потом из комнаты палачи повели митрополита в его верхние покои. Проходя мимо епископа Феодора и архимандрита Амвросия, владыка сказал им: «Вот они хотят уже расстрелять меня, вот что они со мной сделали», и при этом развел руками. Следовавший за Владыкой матрос грубо закричал: «Иди, не разговаривай, кто тебя будет расстреливать! — До коменданта пойдешь». На лестнице митрополит остановился и сказал сопровождавшим его: "Ну, господа, если вам угодно расстрелять меня, расстреливайте здесь же на месте, - я дальше не пойду». Матрос грубо оборвал: «Кто тебя расстреливать будет! – иди». Убийцы повели Митрополита в его спальню, где заперев за собою двери оставались двадцать минут. Владыку Владbмира пытали, душили цепочкой от креста, требовали денег и глумились. Потом келейники нашли в разных местах спальни, на полу разорванные цепочку, шелковый шнурок, ладанку и серебряную нательную икону. Через двадцать минут Митрополит, окруженный, тремя палачами, вышел из спальни одетый в рясу, с панагией на груди и в белом клобуке на голове. При выходе на крыльцо к Владыке подошел под благословение его старый келейник Филипп, но матрос оттолкнул его от Митрополита, закричав: «Довольно кровопийцам кланяться, кланялись, будет». Владыка, приблизившись сам к келейнику благословил его, поцеловал и, пожав руку, сказал: «прощай Филипп!». После Филипп передавал, что митрополит был спокоен - словно шел на служение литургии. Случайный очевидец убийства Митрополита передает, что к месту расстрела от лаврских ворот Владыку привезли на автомобиле. Когда убийцы вывели Владыку из автомобиля на площадку, то он спросил: «Вы здесь меня хотите расстрелять?» - Один из палачей ответил: «А что ж, церемониться с тобой что ли?» Тогда митрополит попросил у них разрешения помолиться Богу, на что последовал ответ: «Только поскорей». Воздев руки к небу, Владыка молился вслух: «Господи, прости мои согрешения вольные и невольные и прими дух мой с миром!» Потом благословил крестообразно обеими руками своих убийц и сказал: «Господь вас да простит». Среди гробовой тишины послышались за стеной Лавры выстрелы. По двору Лавры бежали человек пятнадцать матросов с револьверами и фонарями в руках. Один матрос спросил стоявших монахов: «Батюшки, провели Владыку?» — «Провели за ворота», — был робкий ответ. Матросы побежали за ворота и через минут двадцать возвратились в обитель. «Нашли Владыку?» — спросил один монах матроса. «Нашли, так всех вас по одному повыведем», — отвечал матрос. На рассвете шли в Лавру на богомолье женщины, и уже от них братия Лавры узнала, что митрополит Владимир лежит расстрелянный за Лаврой на маленькой полянке, среди крепостных валов. Он лежал на спине, покрытый шубой. На нем не оказалось панагии, клобучного креста, чулок, сапог с галошами и золотых часов с цепочкой. Медицинским освидетельствованием на теле покойного обнаружены следующие ранения: огнестрельная рана у правой глазной щели, резанная рана покровов головы с обнажением кожи, колотая рана под правым ухом и четыре колотых раны губы, две огнестрельные раны в области правой ключицы, развороченная рана в области груди, с вскрытием всей грудной полости, колотая рана в поясничной области с выпадением сальника и еще две колотые раны груди. В девять часов утра Лаврская братия решила перенести тело убиенного митрополита в Лавру, для чего архимандрит Анфим, получив от большевиков пропуск, отправился с четырьмя санитарами к месту убийства. Когда отец Анфим поднимал тело митрополита для перенесения, к нему подбежало человек десять вооруженных солдат и рабочих и начали глумиться над расстрелянным владыкой, и не разрушали уносить тело. «Вы еще хоронить будете его — в ров его бросить, тут его закопать! Мощи из него сделаете, - это для мощей вы его забираете», — кричали изуверы. Когда понесли тело, проходившие благочестивые женщины плакали, молились и говорили: «Страдалец-мученик, Царство ему небесное». А изуверы кричали: «Какое ему царство, ему место в аду, на самом дне». Памяти убиенного Митрополита было посвящено особое торжественное заседание, происходившее в Соборной палате при участии Патриарха и духовенства всей Москвы. Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, назвал мученическую смерть митрополита Владимира «жертвою благовонною во очищение грехов матушки-России». После того как завершились гонения на Церковь Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в 1992 году причислил священномученика Владимира к лику святых. 20 июля того же года были обретены мощи священномученика и положены рядом с мощами преподобных в Дальних пещерах Киево-Печерской лавры. По книге протопресвитера Михаила Польского "Новые мученики Российские" |