Пролог

22 2014
22 августа - Собор соловецких святых

«Чувство», «воображение», «сердечность» часто провозглашались основными отличиями «русского» христианства от, к примеру, «греческого» — рассудочного и «холодного». В этом видели и силу, и слабость. «Сердечность» делает человека более восприимчивым к веяниям Духа, но вместе с тем чувства и воображение особенно уязвимы для темных сил, нуждаются в ограничении и контроле, и именно недостаток последнего был, по мнению ряда философов и историков, причиной многих кризисов и «обвалов» русской истории. Стихия сопротивляется Логосу, — разумному, волевому началу. «Изъян и слабость древнерусского духовного развития состоит отчасти в недостаточности аскетического закала (и совсем уже не в чрезмерности аскетизма), в недостаточной «одухотворенности» души, в чрезмерной «душевности», или «поэтичности», в духовной неоформленности душевной стихии. Если угодно, в стихийности, — писал историк и богослов протоиерей Георгий Флоровский. — Путь исхода лежит не через культуру или общественность, но через аскезу, через «внутреннюю пустыню» возвращающегося духа...»

 Но в русской истории есть примеры преображения стихийного начала христианским аскетическим подвигом. Это русские святые. И в особенности святые русского Севера, вынужденные преодолевать не только собственные страсти, но и сопротивление стихий самой природы, насколько прекрасной, настолько же и малопригодной для жизни человека. Святые Соловецкого монастыря — выразители русской идеи: молитвенные созерцания горнего Фаворского света преображения, достигаемые христианским аскетическим подвигом, они сочетали с упорным, но смиренным трудом по освоению природной стихии, преображению дикой — «неродящей» — земли в плодородную, творили разумное, крепкое хозяйство.

 Соловецкий монастырь возник в переломную для России эпоху — в XV веке. Русь освобождалась от Византийского влияния, строилась Русь великодержавная, самостоятельное Православное Царство, с царем и патриархом, — Русь-Третий Рим. В споре «нестяжателей» и «стяжателей» победили последние, и отныне идеалом русского монашества стал крупный богатый монастырь — центр культурно-гуманитарной деятельности, включенный в общее социальное строительство. В это время начинает формироваться «священный быт», окончательно закрепляются уставы и обряды, церковные и бытовые, которые стремятся при этом унифицировать, ликвидировав всякое «шатание» местных обычаев. «Буква» устава для многих становится неприкосновенной святыней. И вот, как некогда из Римской империи, ставшей христианской, из Московской Руси начинается исход множества христиан «в пустыню», в леса, на окраины. «Это эпоха северных подвижников, в борьбе с дикой и немилостивой природой обретавших внутреннюю свободу — св. Александр Свирский, Корнилий Комельский, Макарий Колязинский, Савватий, Зосима, Герман Соловецкий, Антоний Сийский, Нил Столбенский… Святость не оскудевает, «Святая Русь» продолжает расти параллельно с Русью «великодержавной». Только смешивать их не следует. Не умирает и настоящая жажда святости… В мире можно поддержать, охранить, зафиксировать христианское обличие, но так очевидно, что «мир во зле лежит» — и само его христианское «обличие», всё это благолепие быта, обряда, формы, в конечном итоге исполнено одного призыва: к совершенному уходу, к какой-то запредельной свободе, к исканию нового неба и новой земли, в которых живет правда» (прот. А Шмеман).

 Древние рукописи из библиотеки Соловецкого монастыря сообщают, что первым человеческим словом, произнесенным на Соловецких островах, было: «Хвалите имя Господне ныне и присно и во веки веков. Аминь!» Конечно, это не является фактической правдой, поскольку люди, как предполагают ученые, посещали Соловецкие острова уже III тысячелетии до н.э. Но все же история, сделавшая Соловки памятником человеческой культуры вселенского значения, началась именно в тот момент, когда сюда, в поисках уединения в 1429 году прибыли два православных инока: Савватий и Герман.

 Суровое, лишенное всякого человеческого «утешения», почти неприступное для людей место идеально подходило для безмолвия, чистой молитвы и созерцания. Иноки воздвигли крест и рядом с ним — келью. Так началась иноческая жизнь на Соловецких островах, лежащих посреди Полуночного — Белого — моря, в 165 километрах от Полярного круга. Преподобные Савватий и Герман прожили здесь шесть лет «к трудам труды прилагая, радуясь и воспаряя умом ко Всевышнему». В это время отшельникам было откровение о будущем Соловков. Прибрежные жители решили вытеснить монахов, считая, что острова по праву принадлежат им. Некий рыбак с семьей приплыл на остров и поселился рядом келлией Савватия и Германа. И вот в воскресный день иноки услышал женский плач, и, пойдя узнать, откуда он доносится, увидели женщину в слезах, которая рассказала им следующее: «Когда я шла на озеро к своему мужу, встретили меня два светлые юноши; схватив меня, они били меня прутьями, говоря: уходите с этого места; вам нельзя здесь жить, потому что, по воле Божией, оно предназначено для проживания иноков. После этого юноши сделались невидимы». Устрашенный видением рыбак отплыл обратно в село, где прежде жил. После этого никто из мирских людей не дерзал селиться на острове.

 В 1435 году преподобный Савватий, предчувствуя кончину, отправился на материк, чтобы причаститься Святых Христовх Тайн у священника, пришедшего на Беломорье для духовного окормления местных христиан. Вскоре преподобный скончался, а его духовный друг Герман, помня изречение Писания: «горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его» (Еккл. 4:10), не решился жить на острове в одиночестве, и остался на материке. Спустя год на Беломорские берега пришел монах Зосима. Он нашел старца Германа и просил проводить его на пустынный Соловецкий остров. Герман согласился.

 Преподобного Зосиму можно считать основателем Соловецкого монастыря, поскольку именно при нем на острове собралась первая монашеская община, состоявшая уже не только из русских, но и из местных новокрещенных карел. Преподобный Зосима построил первую на Соловках церковь — в честь Преображения Господня. «Русский Север любил посвящать свои скромные деревянные церкви таинственному, духоносному Преображению. Его огнем и светом побеждался холод и мрак стихий; суровость аскетических трудов озарялась обетованием торжества - нетленной, прославленной плоти» (Г. Федотов). Соловецкая обитель находилась на территории Новгородской епархии, и первые игумены присылались в монастырь из Новгорода. Не выдерживая суровости жизни посреди пустынного моря, пришельцы вскоре покидали Соловки, поэтому иноки просили разрешения избирать игумена из своей среды. Первым избранным игуменом стал преподобный Зосима. Впоследствии одной из величайших драгоценностей богатой ризницы соловецкой была скромная риза из белого полотна, подаренная преподобному Зосиме архиепископом Новгородским. В этой ризе, по древнему обычаю, служили настоятели в день памяти святого. При преподобном Зосиме началось активное хозяйственное освоение Соловецких островов в первую очередь для обеспечения потребностей умножающейся братии. Но Соловки совершенно лишны хлебородной земли. Поверхность островов состоит из скал и озер, да холмов, заросших лесом. Чтобы прокормиться необходимо заводить промыслы или искать удобную почву на материке. Преподобный Зосима с братией использовали все доступные ресурсы местности: «И дров множество рубили и заготовляли, и воду из моря черпали, и соль варили, и продавали торговцам и получали от них всякие орудия на потребу монастырскую, трудились и в прочих промыслах, ловили рыбу, — повествует житие святого. — И так кормились от своих трудов в поте лица». Уже при жизни преподобного новгородские бояре стали жертвовать монастырю земельные угодья по побережью Белого моря.

 Умирая в 1478 году, строитель соловецкий преподобный Зосима благословил братию и обещал славное будущее обители: «Телом я ухожу от вас, но духом неотступно с вами пребуду; и да будет вам ведомо: если я обрету благодать перед Богом, то обитель моя по отшествии моем наипаче распространится, и соберутся братии множество в духовной любви, и умножится святая сия обитель всяким обилием духовным, и в телесных потребах они не оскудеют». Преподобный Герман пережил обоих старцев, прожив на Словках в общей сложности более пятидесяти лет. Его рассказы о жизни святых Зосимы и Савватия стали основой для составления их житий. Преподобный Герман много путешествовал по нуждам монастыря, часто подвергаясь смертельной опасности в бурном море. Самая кончина застигла его, уже глубокого старца, при исполнении важного монастырского поручения в Новгороде. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорье стала одновременно и христианским просвещением местного языческого населения. Русские промысловики селились здесь и ранее, но «недоставало деятеля, — как пишет В.О. Ключевский, — который выступил бы во имя более высоких и многосторонних интересов, чем те, с какими пришли туда промышленные поселенцы, который, став средоточием для края, мог бы этими интересами сблизить и объединить рассеянные силы финского и русского населения и привлечь туда новые». «Много слышалось им (финским туземцам Поморья) и древле христианское имя, — повествует житие преподобных Зосимы и Савватия, — но не познали они благоразумия христианскаго; ибо многие христиане обращались между ними, но только ради тленного и суетного прибытка, продавая и покупая мертвенные животы, но ни единым словом не старались как бы показать тем людям многоценный бисер... Так эти христиане приходили к Лопи праздными в благовестии, пока не пришел к ней носитель веры». Центром христианского просвещения стал для местных народов Соловецкий монастырь. Выдающимся соловецким миссионером был святой Феодорит (1481-1571), просветитель народов Крайнего севера: лопарей (саамов), чуди, ижоры и других. С малолетства он жил в монастыре в Ростове, где его обучали литературе и языкам, а в возрасте 12 лет прибыл в Словецкую обитель, и через год был пострижен в монахи. 18 лет блаженный Феодорит подвизался в обители и, «навыкнув всякой премудрости духовной» ушел для пустынножительства в «лопарские пустыни» в районе Колы и Кандалакши. Здесь он встретил пустынника Митрофана, тоже впоследствии прославленного миссионера преподобного Трифона Печенгского. Вместе с ним Феодорит прожил около пяти лет в посте и молитве, готовясь к евангельской проповеди среди лопарских народов. Лопари исповедовали самое примитивное язычество: покланялись истуканам, боготворили ночных нетопырей, гадов, и разных пресмыкающихся, и нелегко расставались со своими суевериями. «…В тех местах прельщаемые человеки от невидимого врага диавола, являясь по званию христианами, обычаев держатся от древних прародителей… Слышно, что в тайне детей своих в жертву закалают и образы святых икон огню предают, всячески диаволу угождая, и всякое колдовство творят, чтобы с бесами им беседовать…», — писал позже летописец. В Псалтири есть выражение «ребра севера», которое толкуется как сила демона, «ибо демонская сила всегда подразумевалась под именем Севера» (блж. Феодорит Киррский). В народных сказаниях об этих местах часто говориться, что именно здесь под вечными льдами земли горит «огонь неугасающий».

 Боговдохновенный Феодорит не испугался вступить в противоборство с князем тьмы. Он обучил лопарей истинам веры и перевел некоторые молитвы на их язык, которые стали первыми текстами на литературном саамском языке. Голландский купец и дипломат Симон ван Салинген так рассказывал о своей личной встрече с «русским философом Феодором: «Он написал историю Карелии и Лапландии, а также осмелился составить письменность для карельского языка, на котором никогда ни один человек не писал. Так, он показывал мне алфавит и рукопись, “Символ Веры”, “Отче наш”, а также изложение им самим испытанного». В устье реки Колы блаженный Феодорит основал монастырь во имя Святой Троицы, ставший центром христианской миссии и образования в Лапландии. Около 1542 года здесь приняли крещение одновременного две тысячи лопарей с женами и детьми. Духовные дарования блаженного Феодорита заметили в Москве, и он, как знаток греческого языка и «премудрый богослов», был избран царем Иоанном IV для ответственной дипломатической миссии: обосновать перед Константинопольским Патриархом титул «царя Московского», и получить благословение венчаться Иоанну на царство. После успешного выполнения царского поручения, святой Феодорит снова возвратился для апостольских трудов в «лопарскую пустыню», и спустя четырнадцать лет отошел ко Господу, что произошло на его монашеской родине — в Соловецком монастыре.

 О духовном уровне соловецких иноков свидетельствует тот факт, что они не раз покидали обитель для дел высшего церковного управления: архиерейства и патриаршества. Соловецким иноком был святитель и мученик Филипп, митрополит Московский, мужественно обличавший беззакония Иоанна Грозного и отдавший за это свою жизнь. Происходивший из бояр Колычевых, он пешком пришел из Москвы в Соловецкий монастырь, где, скрыв свое происхождение, прошел обычный суровый путь монастырского трудничества на разных черных работах. Приходилось ему переносить испытания и более тяжкие для его смирения: «много уничижаем и бием от неразумных», не гневался и с кротостью переносил все. Эти годы он находился в послушании у иеромонаха Ионы «дивнаго старца», который в юности был учеником преподобного Александра Свирского, тогда уже прославленного. «Не мала лета», как повествует житие, инок Филипп провел в уединении в пустыне, где «к Богу ум возвысив, в молитвах упражнялся». Престарелый игумен обители Алексий избрал монаха Филиппа в свои преемники. Но после избрания тот не сразу вступил в управление обителью, а вновь удалился на время в затвор подобно тому, как Христос 40 дней провел в пустыне перед своим выходом на проповедь.

 Став игуменом огромного монастыря, то есть в первую очередь администратором, смиренный пустынник показал себя настоящим гением и справедливо считается как бы вторым основателем Соловецкой обители. При нем монастырь, доселе деревянный и неоднократно горевший, оделся в камень. Были построены великолепные церкви, среди которых подлинный шедевр — Преображенский собор. Для прокормления братии и богомольцев заведено скотоводчество и оленеводчество, леса расчищены под луга. Лес рубился и в других целях: на дрова для кирпичного завода, изготовлявшего материал для построек. Чтобы спасти лес от нерасчетливого истребления, игумен Филипп следил за правильной порубкой. В лесах легли длинные просеки, сеть дорог изрезала остров во всех направлениях. Одновременно шла осушка болот каналами и плотинами, - и эти работы изумляют. На Соловецком острове 97 озер, имеющих особые названия, не считая мелких, безымянных. У самого монастыря находится обширное Святое озеро. В старину никто из богомольцев не входил в монастырь, не искупавшись в его водах. Это озеро представляет собой искусственный водоем, выкопанный при игумене Филиппе. Посредством целой сети каналов он собрал в нем воду из пятидесяти двух озер, а для стока прорыл к морю два других канала, один из которых проходит под самым монастырем. По сообщению «Соловецкого летописца», игумен Филипп изобрел несколько машин для транспортировки и обработки ржи. Творческую свою деятельность игумен Филипп время от времени прерывал уединением в пустыне для созерцательного молитвенного подвига. Игумен великой северной обители не мог остаться незнакомым царю. В 1566 году Иоанн Грозный вызвал его в Москву, где Филиппа ожидал «белый клобук и венец мученика». В это время уже свирепствовала опричнина, массовые казни превращались в кровавые оргии. «Государь, убойся суда Божия, — говорил митрополит Филипп царю, — на других ты закон налагаешь, а сам нарушаешь его. У татар и язычников есть правда: на одной Руси нет ее. Во всем мире можно встречать милосердие, а на Руси нет сострадания даже к невинным и к правым. Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем без вины проливается кровь христианская». За эти слова царь предал святителя позорному поруганию, заключению и ссылке в Тверской Отрочь монастырь, где он вскоре был убит. Спустя двадцать с небольшим лет соловецкие иноки перенесли многострадльное тело святого игумена-мученика в родную обитель, а при царе Алексее Михайловиче мощи святителя Филиппа были торжественно перенесены в Москву и положены в Успенском соборе Кремля. В руки святого была вложена покаянная грамота царя, в которой он молил о прощении грехов своего прадеда Иоанна Грозного, «склоняя» свою власть перед властью церковной. Это был акт всенародного покаяния: правда торжествовала. В «молебном послании» святителю Филиппу царь Алексей писал: «Благодать Божия в нашем царстве присно изобилует, и несть уже днесь в твоей пастве никотораго разделения».

 Мы видим, что духовную силу святитель Филипп черпал в молитвенном предстоянии Богу в уединении пустынный кельи. И как явствует из жизнеописаний, он не был исключением. Пустынножительство было необходимым этапом в духовной жизни почти всех соловецких святых. Сами основатели монастыря — Зосима, Савватий, Герман — искали прежде всего на Соловках пустыни, как места необходимого для достижения христианского совершенства. Сама природа Соловецких островов помогает отшельнику настроиться на помышления о бренности и скоротечности жизни, воспарить умом от земли к небу: «Вся природа и обстановка располагает здесь… к отрешенности от жизненных интересов и к чувству призрачности…», — писал о узник соловецкого большевистского концлагеря священник Павел Флоренский. По учению святых отцов, человек удаляется в пустынное безмолвие, достигнув определенного духовного состояния в обществе, исполняя Евангельские заповеди среди людей. «Истинно хотящий спастись, — говорит святой Варсонофий Великий, — должен сперва в сожитии с людьми претерпеть досады, бесчестия, лишения, уничижения, освободиться от влияния чувств своих, и тогда уже пойти в совершенное безмолвие, как явил в Себе и Сам Господь наш Иисус Христос, ибо Он, претерпев все сие, взошел наконец на святой крест, что значит умерщвление плоти и страстей и святое, совершенное успокоение». Духовное состояние, необходимое для безмолвия характеризуется постоянной молитвой, не развлекаемой никакими посторонними мыслями, и таким полным доверием Богу, что человек уже совершенно не заботится устройством своей судьбы, снисканием пропитания и так далее. Только такой человек способен вынести пустынное уединение и плодотворно жить в нем. Если же человек уходит в уединение по каким-либо другим мотивам или не имея непрестанной молитвы, то оно становится неминуемо поведет его к душевному расстройству. «Безмолвие губит неопытных», – говорит преподобный Иоанн Лествичник.

 Молитва — основное занятие пустынника. В молитве человек открывается Духу Божию, который, прикасаясь к духу человеческому, окончательно очищает его и возводит в состояние бесстрастия. «В этом огне переплавляется естество наше, как металл неочищенный в горниле, и является сияющим небесной чистотою, делающим его готовым Богу жилищем, — пишет святитель Феофан Затворник. — Так, на пути к живому богообщению, стоит неминуемое безмолвие, если не всегда как известный образ подвижнического жития, то всегда как состояние, в коем внутрь собранный и углубленный дух, огнем Духа Божественного, возводится к серафимской чистоте и пламенению к Богу и в Боге». Часто безмолвники выходят из своего уединения для служения людям, ищущим спасения, и просвещают, руководят, чудодействуют. Так Бог призывал живущего в пустыне Иоанна Крестителя, преподобного Антония Великого и многих других. То же произошло с соловецкими святыми блаженным Феодоритом, просветителем лопарей и священномучеником Филиппом.

 Высшее служение, на которое может быть поставлен человек, достигший в безмолвии живого Богообщения, – это подвиг апостольский, что мы в видим в жизни соловецких святых, таких как святтель Филипп или миссионер Феодорит. Монашеское пустынножительство сыграло свою видную роль и в политической истории России, особенно в годы ее становления. Иноки осваивали ранее пустынные местности, и тем способствовали их дальнейшему заселению и хозяйственному освоению. «В Заволжье в XV в. древнерусский инок, движимый чисто аскетическими побуждениями, был главным действующим лицом в хозяйственном оживлении огромного лесного края, русской Фиваиды, в котором были тогда лишь крохотные «починки» крестьянской колонизации», — пишет историк русского монашества И. Смолич.

 Особенно почитаемыми соловецкими пустынниками были преподобный Елеазар и преподобный Иов. Преподобный Елеазар считается основателем скитской жизни на Соловецких островах. До него отшельники проводили жизнь уединенную на избранных местах, а со времени основания им Троицко-Анзерского скита собрались сюда. Преподобный Елеазар стал монахом в 1613 году, будучи молодым человеком, а спустя год по благословению игумена обители удалился на пустынный Анзерский остров. Там инок подвергся многочим тяжким искушениям от бесов, стремившихся изгнать подвижника с острова. Преподобный Елеазар сопротивлялся молитвой и постом и был удостоен явления Божией Матери, укрепившей его в подвиге. Со временем рядом с Елеазаром собралось несколько искателей пустынной жизни, и с царского разрешения началась постройка скита с церковью во имя Святой Троицы. В скиту был принят устав, как у «древних отец скитских»: отшельники жили в кельях, находившихся в версте друг от друга, подвизались в уединении, дважды в неделю собирались на общую молитву в часовне или в келье Елеазара. Богослужение совершалось по Афонскому уставу. Среди насельников скиты был монах Никон — будущий Патриарх Всероссийский — которого преподобный Елеазар особенно уважал за подвижническую жизнь. Став Патриархом, Никон оказывал помощь скитянам, увеличил выделяемое им содержание, делал в скит вклады. Вкладная книга Анзерского скита содержит рассказ о том, что когда Никон, уже будучи архиепископом Новгородским, прибыл на Соловки, чтобы перенести в Москву мощи святителя Филиппа, то гроб поначалу долго не могли сдвинуть с места. Возможным это стало только после того, как помолился преподобный Елеазар.

 В небольшой произведении, названном им «Свиток», преподобный Елеазар изложил духовный опыт своей пустыннической жизни. Здесь много рассказов о благодатных видениях, укреплявших святого в его подвиге. Он имел откровение о Святой Троице, видение Нерукотворного образа Спасителя — «тако бысть велик - во все небо». Преподобный старался объяснить духовный смысл происходивших с ним событий. По мнению исследователей, «Свиток» преподобного Елеазара — уникальный документ истории русского аскетизма в XVII веке. Скончался святой в 1656 году, а уже в конце XVII века среди соловецких монахов и поморов бытовало немало рассказов о творимых им после смерти чудесах. Паломники рассказывали строителю Свято-Троицкого скита преподобному Иову как Елеазар «много у них купцов, по морю плавающих, от всяких бед избавляет, и очевидно на кораблях их оберегает, и от смертного потопления по дарованной ему от Бога благодати преславно освобождает».

 Преподобный Иов (в схиме Иисус) Анзерский до 60 лет жил в миру, был священником и даже духовником императора Петра I. Недруги оклеветали его, и по царскому приказу постригли в монашество в Соловецком монастыре в 1701 году. Видя в случившемся призвание Промысла Божия, отец Иов с полною готовностью, радуясь стал проходить монашеское житие. В 1702 году по благословению соловецкого архим. Фирса (Шарапова) монах Иов переселился на в Свято-Троицкий скит Анзерский Елеазаров скит и был назначен его настоятелем. Тем временем Петр I, удостоверившись в клевете на своего бывшего духовника, хотел возвратить его ко двору, но старец просил позволить ему остаться в Соловках. Он продолжал подвизаться и вскоре принял схиму с именем Иисус в честь Иисуса Навина. 18 июня 1712 года в тонком сне преподобному Иисусу явилась Пресвятая Богородица с преподобным Елеазаром Анзерским, Которая благословила подвижника основать в 5 верстах от Троицкого скита на горе новый скит с храмом в честь Распятия Господня. Матерь Божия предсказала, что гора станет «второй Голгофой», где пострадают за Христа многие мученики, что и исполнилось в советское время.

 На строительство скита делали пожертвования император Петр I, царевна Мария Алексеевна, царица Параскева Феодоровна (вдова царя Иоанна V Алексеевича), князь А. Д. Меншиков. Однако внимание двора обернулось большим несчастьем: о вкладах прослышали бандиты, и скит подвергся разграблению. Братию нещадно избили и разогнали, имущество было вывезено. В этот час скорби преподобный не покинул скит и молился о сохранении братии. Когда иноки возвратились, старец упрекнул их в малодушии, и они тогда же дали обещание ему никогда не выходить из скита, даже если бы пришлось там умереть.

 Преподобный Иов-Иисус, несмотря на преклонные лета, любил сам заботился о всех насельниках скита, приходил надолго к больным, и даже жил вместе с заболевшим, пока тот не выздоравливал. Если келарь спрашивал настоятеля, нет ли кого-либо праздного для такого-то послушания, тот нередко отвечал: «Я праздный, пойду и поколю дрова» или «принесу воду». В течение всего Великого поста старец не покидал своей келлии, постоянно пребывая в молитве. Из этого затвора он выходил лишь перед самой Пасхой. Преподобный Иов ввел в скиту строгий общежительный устав, предполагавший отсутствие у насельников личного имущества, общую трапезу с употреблением лишь овощей и постного масла. Помимо общего иноческого правила каждый насельник в келье читал по 5 кафизм из Псалтири с 500 Иисусовыми молитвами и 300 поклонами. Женщины в скит не допускались. Скончался преподобный Иов 6 марта 1720 года в неделю Торжества Православия. Перед кончиной он был особенно радостен, предчувствуя сладостную встречу с возлюбленным Господом. Но не все соловецкие пустынники становились известными людям. Множество подвизалось в совершенном уединении, общаясь только с единым Богом. Изредка кто-нибудь натыкался на их жилища или встречался лицом к лицу. Сохранился рассказ монаха Василия (XVII в.), о том, как он, заблудившись в лесу, набрел на маленькую пещеру, и в ней нашел человека, совершенно нагого, черного телом. Человек рассказал, что зовут его Андрей и он был трудником в монастыре. Однажды под влиянием сильного покаянного чувства он удалился в лес, выкопал пещеру и поселился в ней. Три года он терпел голод и жажду; питался ягодами и грибами, много раз терпел наваждения бесовские, биения, ругательства, болезни; боролся с помыслами, побуждавшими его оставить отшельничество, как совершенно бесплодное, и возвратиться в мир. Но как только Андрей выходил из пещеры, раздавался гром, проливался дождь, и он принужден был возвратиться. Тихая прохлада пещеры его успокаивала. Спустя три года в душе Андрея воцарилось спокойствие, и прекратились все смущения. Ему тогда явился некто светообразный и сказал: «Мужайся; не оставляй пути к Богу, указанного тебе». Он дал мне ему траву, говоря: «Питайся ею, и пей воду из этого озера». И вот уже 38 лет живет отшельник в пещере, питаясь этой травой. Выслушав этот рассказ, Василий упал к ногам старца, прося его молитв. Пустынник вывел его из пещеры и, указав путь к обители, сказал: «Иди с миром и никому не говори слышанного от меня, пока я жив». Василию показалось, что до монастыря не более полуверсты. Через некоторое время, Василий с другим иноком отправились отыскивать пещеру Андрея; но, проходив целую неделю, так и не нашли ни горы, ни пещеры. Другой соловецкий инок ходил по нуждам обители по острову и решил отдохнуть. Собираясь прилечь, он перекрестился и вслух произнес Иисусову молитву. Вдруг с высоты горы из расселины послышалось: «Аминь». Не веря своему слуху, он снова произнес молитву и опять услышал то же: «Аминь». «– Кто ты, — в изумлении спрсил инок, — человек или дух?» — «Я грешный человек, – ответил невидимый, – и плачу о грехах». — «Как имя твое и как ты пришел сюда?» — «Имя мое, и как я пришел сюда, знает один Бог». — «Один ли ты здесь?» — «Подле меня живут два старца; был и третий, но отошел к Господу, и мы похоронили его» — «Чем же вы питаетесь?» — «Вспомни, брат, слова Господа: не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих, он питает и греет внутреннего человека. Вспомни, как в прежнее время преподобные мужи и жены обитали в горах, вертепах и пропастях земных. Создатель Бог питал их, и ныне, не един ли и тот же Бог? Если хочешь узнать, чем Владыка питает бренное мое тело, возьми это». С этими словами отшельник сбросил кусок чего-то, инок взял и ел. Это был белый мох, стертый с брусникой. «Вот чем питает меня Владыка мой», – сказал отшельник.

 Даже много позже описанных событий, во времена СЛОНа — Соловецкого лагеря особого назначения, в Соловецких лесах продлжалась традиция пустынного подвига. Об этом рассказывает своей в книге «Неугасимая лампада» лагерный узник Борис Ширяев: «Когда последний Соловецкий архимандрит уводил чернецов в Валаам в 1920 году, иные из них по древности лет или по усердию остались в обители и с ними – схимник молчальник, в глухой дебре, в затворе спасавшийся. Проведала о том новая власть и раз, в весеннюю пору, подкатил на коне к схимниковой печуре землянке сам начальник новый Ногтев со товарищи. Пил он сильно и тут хмельной был, сбил затвор и в печуру… бутылку водки в руке держит.

 – Выпей со мной, распросвятой отец, опиум! Попостился – пора и разговеться! Теперь, брат, свобода! Господа Бога твоего отменили декретом… – стакан наливает, старцу дает и матерится по доброму.

 Встал старец от своей лампады и молча земной поклон Ногтеву положил, как покойнику, а поднявшись, на открытый свой гроб указал: “помни, мол, там будешь”.

 Переменился Ногтев в лице, бутыль за дверь кинул, сел на коня и ускакал. Пил потом месяц без перестану, старцу же приказал паек выдавать и служку к нему из монахов назначил.

 Сплелись две нити из двух веков и вновь разошлись по своим путям, указанным свыше. А немое речение старца сбылось: году не прошло, как нагрянула из Москвы комиссия, дознались, что Ногтев серебряных литых херувимов с иконостаса спекулянтам продал, и расстреляли его, раба Божьего…» После большевистского переворота Соловецкий монастырь, будучи формально закрыт и превращен в концлагерь, тем не менее остался местом христианского подвига. Только теперь «бескровное мученичество», как иногда называют монашескую жизнь, сменилось мученичеством кровавым. Соловки и в советские 20-30-ее годы были полны монахов, священников, архиереев и православных мирян. Счет шел на тысячи, такого количества «насельников» не было в обители и в мирные времена.

 По воспоминаниям заключенных, в лагере духовенство всегда оказывалось примером милосердия, нестяжательства и доброты. Всегда «отцы» были готовы поделиться последним куском и последней рубашкой. Епископ Амвросий (Полянский), получая посылки от своих духовных чад, превратился в общего кормильца. Он помогал не только «своим», но часто подкармливал и голодающую шпану. Всеобщую любовь снискал епископ Виктор (Островидов). «Каждого человека надо чем-нибудь утешить», — говорил он и умел утешать всех и каждого. Необыкновенно человеколюбивым был епископ Аркадий (Остальский). Он использовал любую возможность, чтобы помочь, утешить, защитить ближнего, из-за чего и сам нередко попадал в штрафные командировки и карцеры. Он непоколебимо верил в то, что «настанет время, и Господь Бог всех врагов и антихристов разгонит от православных верующих людей. И будет хорошо тому, кто не отступил от православия».

 Олег Васильевич Волков рассказывал о своем сокамернике — священнике Михаиле Митроцком: «Ни десятилетний срок, ни пройденные испытания не отучили отца Михаила радоваться жизни. Эта расположенность — видеть ее доброе начало — передавалась и его собеседникам: возле него жизнь и впрямь казалась светлее. Не поучая и не наставляя, он умел рассеять уныние — умным ли словом, шуткой ли... Отец Михаил нисколько не погрешал против истины, говоря, что не тяготится своим положением и благодарит Бога, приведшего его на Соловки. Тут — могилы тысяч праведников, и молится он перед иконами, на которые крестились угодники и подвижники. Вера этого ученого богослова, академика, была по-детски непосредственной… „Думаю, настало время, — говорил отец Михаил, — когда Русской Православной Церкви нужны исповедники. Через них она очистится и прославится. В этом промысел Божий. Ниспосланное испытание укрепит веру. Слабые и малодушные отпадут. Зато те, кто останется, будут ее опорой, какой были мученики первых веков. Ведь и сейчас они для нас — надежная веха… Вера… тут в самом воздухе. А с ней так легко и не страшно“»

 В своих воспоминаниях Борис Ширяев рассказал о священнике, имевшем в лагере кличку «утешительный поп». Его звали отец Никодим и был он до заключения сельским батюшкой где-то под Полтавой. На Соловках ему пришлось побывать на всех дальних командировках, и везде он оставил о себе самую добрую память. Сгорбленный под тяжестью почти восьмидесяти лет, не получавший ни от кого с воли посылок, отец Никодим никогда не унывал, всех утешал исходившей от него светлой, веселой радостью. «С этой радостью прошел он весь свой долгий жизненный путь. С нею не расставался он и в дни свои последние, соловецкие. Этой же радостью своей стремился он поделиться с каждым, плеснуть на него водой жизни из сосуда Духа своего. За то и прозвали его «утешительным». От выполнения своего пастырского долга отец Никодим никогда не отказывался: служил шепотом в уголках молебны и панихиды. Под видом плотника его проводили в театр к пожелавшим говеть женщинам, протаскивали через окно в лазарет к умирающим. Твердо веря, что «в Господа веруют в тайниках своей души все» никогда не отказывал в последнем напутствии и убийце, и богохульнику. Не раз он спасал самоубийц. Свой мученический путь отец Никодим окончил в штрафном изоляторе на Секирной горе, куда был отправлен за то, что в праздник Рождества отслужил в бараке литургию.

 Помимо окормления лагерной паствы, многие священнослужители поддерживали переписку с духовными чадами, оставшимися на свободе. Сохранились и сегодня опубликованы письма с Соловков архиепископов Илариона (Троицкого), Петра (Зверева), Иувеналия (Масловского), священников Иоанна Стеблин-Каменского и Анатолия Жураковского, Павла Флоренского и многих других. Находясь в самой утробе земного ада, эти люди делились своей духовной радостью и надеждой. «Пусть иногда темно и трудно …пусть порой, как гробовая плита, жизнь, но как не благодарить Его за все, что было, не хвалить Его каждым дыханием, как не ощущать, что все пережитое только залог, только предчувствие чаемого грядущего, того, что хранит для нас Любовь Отчая, Его объятия, Его лоно», — писал с Соловков иерей Анатолий Жураковский, талантливый проповедник, богослов, поэт, расстрелянный в Карелии в 1937 году.

 «Какие неисповедимые пути привели столько православного духовенства сюда, в сложенную из дикого камня твердыню россиян на севере — седую Соловецкую обитель? Не воссияет ли она отныне новым светом, не прославится ли вновь на длинную череду столетий?», — задавался вопросом соловецкий заключенный писатель Олег Васильевич Волков. Сегодня в церковных святцах уже более пятидесяти святых новомучеников, прославленных Церковью, и по слову приснопоминаемого Святейшего Патриарха Алексия II, соловецкие новомученики «стали тем камнем, на коем десница Вседержителя утверждает Церковь Русскую, которую не одолеют вихри новых испытаний».

 «Соловки – дивный остров молитвенного созерцания, слияния духа временного, человеческого с Духом вечным, Господним», — писал Борис Ширяев. Нам известны более сотни имен соловецких святых, прошедших свой духовный подвиг от самого основания обители и до наших дней. В этом перечне имен точка еще не поставлена, поскольку Церковь Христова живет и в Соловецкой обители продолжается монашеская жизнь, — о чем и возвестил некогда ангел преподобным Савватию, Зосиме и Герману.